Спрашивай себя. Пытайся сохранить в себе то чувство, которое возникает тогда, когда находишься наедине с природой или на открытой местности, просторы которой уходят прямо за горизонт. Пытайся запечатлеть в себе то безумие, которое наступает в момент распятия мысли по линии горизонта, сгорая и испепеляясь в последних лучах уходящего солнца. Пытались два колдуна сделать подобное. Когда-то жили они на краю света. Находился тот край в части республики Яилерак, с юга связан был он с Бургом-Градом, а с севера удобно скован с Манским Муром, связан он был дорогами железными и дорогами каменными. Суров был климат там, задыхался он от недостатка мягкости и чистоты, сквозь легкую дымку розовато-золотистых тонов, постепенно переплывающих в тона золотисто-сиреневые. Верь знакам этим, написанным мной, ибо достались они мне от предков моих, чьи предки ползали в свое время в земле той, по которой ходили два колдуна. Один носил имя Конда, что означало «старинный», «прочный», другой звался Пога, и имя его значило «основание», «дно». И получалось так всегда, что не любили они друг друга, но всегда тесно связаны были и жить не могли друг без друга, всегда дополняли они самих себя, и тут же с
презрением смотрели в спину друг другу. Пожив вволю вдруг поняли колдуны, что это всего лишь забавы, играя в которые никогда и ни за что не достичь нужной глубины того состояния, которое всегда приходит после игры, но только не после игр, сыграв в которые не остается даже всадник. Тогда решили они действительно померятся силой, для этого выбрали они роли противоречивые.
Крепкий Пога нарядил себя в черное и стал величать себя злом, мудрый Конда в платья белые и называться стал добром. Сошлись они в последний раз на самой дождливой горе в самую холодную ночь периода Осени и объяснились в последний раз перед началом. Говорить начал Пога, нарядившийся злом: «Существуют корабли необычные, по виду напоминающие судно, нос их всегда повернут к океану, но никогда корабли эти не выйдут в море, ибо не сдвинуться им с бетонного постамента, на котором они прочно стоят. Всегда знают об этом только скелеты, мрачно развешенные между мачтами, всегда помнят скелеты о том, что живут на корабле матросы крайне нищие, море и океан недоступны для них, не по карману они им, доступна для них ниша более дешевая неприхотливая, такая, как суша, например». Выслушав все это, прочный Конда ответил: «Хождение в волнах, также как и добро завоевывает сердца и дает хороший урожай, как в порочной, так и в прозрачной почве, оно растет даже на неплодородных землях. Добро идет в пищу людям. Жизнь, ее оберегание и хранение целиком зависят от добра, даже если для некоторых такой взгляд весьма неправилен. Бывает неурожай добра но, не бывает отсутствия волн».
Кончился диалог, и начались танцы огня под дулом надвигающегося урагана, и погибло пространство, будто не было его, время остановилось, и больше ни одну из сторон не волновало то, за что боролся каждый. Спустилось удовольствие гибели, и пролилась на землю ту жажда, и разлилась она по земле, и питались зерна из земли, пропитанной жаждой, стали зерна зернами жаждущими. Зернами, жаждущими того часа, когда созреют они, и снимут их затем, чтоб не росли больше.
И ели зерна те, дети тех, кто посадил их, и отроки тех, кто ел зерна те.
И потекло снова время по земле той, текло оно до других времен, которые наступили. Наступил век ослепших от жажды. Слепцы эти боялись смерти своей, хотя жизнь их была куда страшнее того, чего боялись и того, чего не знали. Не видели они тех, кто сообщал им с перекрестков о том, что дети огня ждут своего часа в публичных местах, рвались они к местам тем. Но были слепы они, и по причине этой не видели они сообщающего. Пугались они от этого и закрывали свой страх жертвой невинной, которую уже как бы нашли, но еще как бы искали. Был невинный тот всего лишь запутанным судьбой, от суеты той притупилось и его зрение, не прозевали слепцы и схватили его, выдав за того, кто как бы дал жизнь детям огня и приказал им ждать часа своего. Отрицал все невинный. Но били его, чтобы он признался в том, чего не делал, содержали его изолированно, проводил он ночи там, ломали ребра ему слепцы, в голову целили. Был не единственным наш невинный, были еще и другие, более молодые и более старые (относились они, правда, к другим нарушениям и тоже были чисты). Псы слепцов не вникали в это, хватали они ближайшего и выдавали за виновного. Тем самым не отличались они от тех, с кем боролись, и не имел смысла мир их, бессмысленным был строй их, был он абсурдным – таким, в котором они жить не хотели
Белый Червь
Это перепост заметки из моего блога на LJ.ROSSIA.ORG
Оригинал находится здесь: http://lj.rossia.org/users/hex_laden/186014.html
Прокомментировать заметку можно по ссылке выше.